Прозрачный небосклон души
наполненный любовью,
Красивым счастьем обаянья
Любовь ушла из темноты;
Открыла двери в ваши знанья.
И звезды крикнули судьбой,
Светило нежное взошло,
И лица прянули к нему:
«Пусть имя светится твое!»

Не поступай с родными плохо,
Ведь они любят тебя сильно,
Добра желая сердцем только
Тебе, но ты их не услышишь.
Они хотят, чтоб ты цвела, росла,
Смеялась, молодела,
Успехом в собственных делах
Всех поражала без усердно.
Они всегда идут с тобой,
Чтоб в жизни этой не случилось,
Но если все тебе “родные”…
Прости, что все так получилось.
Родные помнят о тебе. Всегда!
Один поэт все так же пишет
Стихи любви, что все жива,
Но только ты его не слышишь.
Ты, видимо, совсем глуха,
И это очень помогает
В ответ молчать, но та глупа
Мария, что так поступает.
Родные люди в этом мире
Бывают все же безразличны,
Кому угодно, даже мне,
В сем мире денег прагматичном.
На них мы крикнуть можем резко,
Послать подальше от себя,
Они простят нас непременно,
Любовью дышат их сердца.
Прости, что все пишу об этом,
Когда ты есть совсем слепа,
И энергетику почуять
Мою не сможешь никогда.
Ты просто диэлектрик в жизни,
Вокруг все дышит новизной…
Но кто-то должен быть пассивным,
Чтоб соблюсти в миру гармонь.
И это ты, такая, Леди,
Совсем дитя, совсем, как кроха,
Но я прошу тебя, пожалуй,
Не поступай с родными плохо.

Неужто кризис вновь у нас,
И не спасет волшебный газ?
Для олигархов всех п……..ц?
Для нас исчезнет холодец?
Девчонки выйдут на панель?
Исчезнет чувственный шанель?
В подъезде перестанут срать,
И за прилавками орать?
Нет, не надейтесь, господа!
Для нас ваш кризис – ерунда!
В стране, где кризис есть всегда,
Немного стресса – не беда.

Ноябрь 2008

Говорил один ишак:
-Кто дурак? Я дурак?
Ты кого назвал, Ирак?
Я потомственный чувак,
В моей тени сплошной мрак,
А ты выглядишь не так,
Не способен и на гак,
Недруг ты мне, Ирак, враг!

Чувак – кастрированный ишак.
whether – который, weather – погода, wether – кастрированый баран!
По-русски это валух, по-мексикански –дилдо.

Вдохнув воздуха глубоко в свои легкие,
Он легкий такой на подъем,
Грудь приподнявшей делает,
Тяжелую, где есть мясо, сердце и ребра.
Протягиваешь свою ладонь кверху открытой,
Смотришь в глаза, поглощаешься ими,
Карие они – душу крадут, чувственны очень.
Берешь ее пальчики нежно,
А воздуха уже не хватает.
Молчалив, больше нет слов,
Стараешься не моргать,
А глаза тот же воздух и режет.
На секунду затаил дыхание
И снова вздохнул.
Ты взял ее руку к себе,
Пытаешься быть нежным,
Но хватаешь ее сильно.
Она просит, чтобы уйти,
И не почувствовать более
Твоей доброты взамен на уважение.
Тогда набираешь воздуха
Нужного, в тело истощенное,
По капиллярам идет он быстро,
В сердце втекает,
И говоришь:
«Я тебя не держу!»
Правда, в этом есть,
Но каков размах сказанного!
Ведь никто никого
Никогда не держит!
Просто люди притягиваются сами,
Хотят верить, что нужны,
Стремятся к этому,
Но нет! Человек стремится в себя.
И еще раз, набрав воздуха,
Уже не веря в судьбу
Произносишь хладнокровно:
“Уходи, я тебя не держу!”

Есть в далеких пустырях
белая береза,
Ее чтят в монастырях,
вспоминая грезы.
Она гнется под песчаным,
уходящим ветром,
И Господь ее хранит
ласковым приветом.
Ее гонит ураганом
дряхлая дорога,
Заблудилась на распутье
бела недотрога.
Остается там стоять,
ждать когда придет весна,
На листках своих гадать,
где живет сейчас она.
Позабыта, огалдела,
в одиночестве стоит
И детей своих пустила,
кто куда теперь летит.