Гулял по парку. Осенний ор
С деревьев в мокрый плен лениво
Листья собирал. Я дальше шёл,
Ловил луч солнышка ревнивый.
Пустая, ведь промокла, лавка.
Не стал спасать ее от влаги
Народ, который с нее прыгал,
Сорвать пытаясь плоды яблонь.
Часть урожая догнивало в земле,
Хотя проворный таджик Толик
Там убирал. Я видел после:
С мешком по парку бегал дворник.
Упала ветка пред моей ногой,
Что шаг хотела сделать складно.
Пришлось мне оступиться глупо,
Боясь испачкать брюки Прадо.
Смешно! А ветер дул и подгонял
На лужах рябь. Каштаны свисли -
Я вспомнил, как в апреле Киев
Мне эндорфинов кидал в мысли.
Привык довольствоваться малым!!!
А запах ели к ноздрям спешил скорей.
И чрез алею малым шагом
Пришел домой, прошу, поверь!
Отблеск зеркал моей фотокамеры
С выдержкой в пару мгновений,
Образ твой украл объектив,
Запечатлев как есть, без стеснений.
На дисплей свой маленький вывел
Образ твой. На нем ты другая,
Не та, что стояла пред светом
Вспышки слепящей моргая.
Съемка крадет твою душу,
Улыбку, задор и веселье -
Ты теперь навсегда не такая
В жизни своей не весенней.
Признаться, глядеть приятнее на мир
Через квадратный окуляр искателя,
Он взгляд рассеяв, преломляет
Зрачок широкий созерцателя.
Мастер-фотограф, считая на диск
Фото твое, возрадует все же
Взгляд ненасытный его темных лик,
Что он видел тебя обнаженной.
Съемка портфолио в сути похожа
На съем девчонок распутных,
Желающих выглядеть лучше
В общении с мужчиной грядущим.
На долгие годы хранятся
Иллюзии камер крадущих,
Пока вдруг не надобно будет
Художнику выкинуть души.
Фото – это фантазия чья-то,
Каждый внес в нее лепту:
Модель – немножко веселья,
Фотограф – отснятую ленту.
Для меня вы все ничто,
Да и чем могли вы быть:
Все зовете за собой,
Говорите, что любить.
Хотя многие и верят
И бросают якорь свой
На могилах олигархов,
Все зовущих нас с собой.
Понимаешь, что не главный,
А простой славянский смертный,
Что хотят в тебе разрушить,
Говорят, что суеверный.
Уходите же отсюда,
Не открою вам я двери,
Уезжайте все с квартиры
Олигархии-евреи.
Я глядел сегодня в глобус,
Он был круглый, как Земля,
Непонятный аэробус,
Он несется, как дитя.
Я глядел на этот шар,
Он был сделан нам без края,
Я бесился и орал,
Он был сделан нам без Рая.
Я отрезал государство,
Он испортился в миг,
Я оставил себе царство,
Он был счастлив, что погиб.
Вдохнув воздуха глубоко в свои легкие,
Он легкий такой на подъем,
Грудь приподнявшей делает,
Тяжелую, где есть мясо, сердце и ребра.
Протягиваешь свою ладонь кверху открытой,
Смотришь в глаза, поглощаешься ими,
Карие они – душу крадут, чувственны очень.
Берешь ее пальчики нежно,
А воздуха уже не хватает.
Молчалив, больше нет слов,
Стараешься не моргать,
А глаза тот же воздух и режет.
На секунду затаил дыхание
И снова вздохнул.
Ты взял ее руку к себе,
Пытаешься быть нежным,
Но хватаешь ее сильно.
Она просит, чтобы уйти,
И не почувствовать более
Твоей доброты взамен на уважение.
Тогда набираешь воздуха
Нужного, в тело истощенное,
По капиллярам идет он быстро,
В сердце втекает,
И говоришь:
«Я тебя не держу!»
Правда, в этом есть,
Но каков размах сказанного!
Ведь никто никого
Никогда не держит!
Просто люди притягиваются сами,
Хотят верить, что нужны,
Стремятся к этому,
Но нет! Человек стремится в себя.
И еще раз, набрав воздуха,
Уже не веря в судьбу
Произносишь хладнокровно:
“Уходи, я тебя не держу!”
Под лезвием меча погиб центурион,
В последний путь направил легион
Его на окровавленном гербе щита,
Что на земле покоя не ища,
Сражался, бился, защищал
Центуриона от врагов,
Под звоном сотен топоров
Держался крепко,
Но тогда
Центуриона не спасла
Надежда в крепкий римский щит,
Меч был проворнее, погиб
центурион не в муках, в старости, в смятении,
Наоборот, он – в гордости, в цветенье
Своих лучших лет:
Вкушал фанфары искренных побед,
Круша любовь других,
Но строя замок свой,
Он забывал, что девушка с косой
Сидит и ждет его за стенами Помпея,
центурион же не робея несется в бой,
Чтоб проложить дорогу,
Дрожащей под ногами Кесарев потомков,
В историю вечной славы,
А в это время девушка его
Погибла в куче пепла лавы.
Центурион – мужчина,
ему не плакать, не рыдать,
но все-таки в сердце защемило,
ему не страшно помирать.
| Я не прощаю предателей, потому что сам не предаю! 
