Я пошел учиться наукам Ньютона,
Лобачевского, Лагранжа и Ома,
Чтобы стать конструктором сильным,
Рассчитать и построить для мира
Космолет скоростной и надежный!

Пусть летают на нем пассажиры
По галактикам разным далеким
И вступают в контакты с мирами,
Продвигая культуру земную.

Пусть наладят они пониманье
Между братьями в космосе черном,
Воцаряя господни заветы
На планетах живущих в незнанье.

И мое останется имя
В учебниках школьных на веки,
И, возможно, писатель умелый
Биографию мою скажет правдиво.

Коварный снег,
Он стал дождём,
Что не кружился,
Как слагают поэты
В песнях не о чем,
За шиворот прилег.
Я на всё злился,
Плевать хотел.
Домой спать не пошёл.
Все думал о деньгах,
В объятьях юной проститутки.
Был лишь февраль,
Иль март – уже не помню.
Ах, Яна, так это ты мои
Три буквы алфавита?
Идешь. Гуляешь. Упряма.
Всё мимо. Двери закрыты.
Странно: и не любима,
Но всем нужна.
Кого-то позлила.
А снег коварный все кружился.
На встречу я пошёл,
О ней все думал на пути,
Той самой в юбочке путанее,
В объятьях чьих лежал.
Она снимала трусики.
Была во всем прилежна.
И грудь на тройку,
А это тоже алфавит,
Но только в цифрах.
У многих шансов нет,
Она тут победит любую,
Которые имеют только «бал»,
И что идут навстречу мне.
А снег за шиворот прилег.
Я присмотрелся.
Уже апрель настал.
Пора и с Яной отдохнуть.
Хотя б чуть-чуть.
И снова в путь.
Яну с пьяну!
Не хочу, но буду!
Ах, Яна – три буквы,
Три раза – всё с пьяна.

Апрель 2012

Жизнь переменчива:
Сладка! Горька!
Ужасна! Печальна!
И опасна.
Живешь мечтою о небесном,
А мир в ответ сгущает краски
И стреляет по сердцу помидорами.
Ах! Я Вас так не понял!
Теперь же безоружен!
Я холостой патрон в обойме жизни.
Все годы муторно, шаг за шагом,
Стараясь сделать.
Сильнее, я уходил в себя!
Закрыл дверь, ключ выкинул!
Но Вы ее отворили!
Вы прошли сквозь нее!
Зачем же, скажите, Вы сорвали
Дверь с петель?
Теперь же просто дует!
Окон нет, а холод веет!
Бьет в тело, пытаешься укрыться,
Но бесполезно – Вы победили!
Злорадствуйте! Вы все еще в фаворе!
Зачем же опускаться так мне было?
Ведь знал, что будет очень больно.
Я ждал не Вас, но Вы меня убили,
Сказав слова вранья.
Солгав однажды – не вернешь!
Будешь вечно врать. Но все вдруг
Станет всем известно.
Но мне за что такие чувства?
Я просто был закрыт,
В стене надежной замурован,
Но Вы вошли в мой дом,
Разрушив статуэтки,
Побив фарфор и написав на стеклах
Свое “Люблю”!
Я не смогу убраться!
Мне нужно много время!
Его теряя, себя я забываю!
Прощай мои дела насущные.
Но двери я закрыть пока не в силах.
Да и зачем! Сорвете их Вы снова.
Войдете. Смеяться будете нахально.
А я буду счастлив! Отвечу Вам слезою!
Пущу из карих глаз все переживание,
Которое вернется к Вам
С солнечными лучами, разрушив мой мир,
Мы вновь останемся одни,
Вы скажете, что я безумен! Спасибо Вам!
Вы научили меня! Любить Вас вечно буду!
Я полон сил и мир мой мне не нужен.
Нашли на голове моей Вы волос
Седой. Но я же молод!
Я темной крови, армянской
Полукровной. Я чувствую ее,
Когда идете Вы по миру,
Стуча уверенной походкой
Безразличья. Боязни снять вдруг
Свое надменное лицо!
И как Вы можете заметить,
Вопреки всем стал мудрее
Я полюблю Вас в тридцать
Тысяч раз сильнее.

Завтра я пойду с бидоном,
вылью белый шквал идей,
на соседей, возле дома
на столпившихся людей.
Я уйду, покрытый славой
и умру еще не раз,
по моей идее шваброй
people будут, распластав,
бегать быстро там и сям,
прижимать меня к гвоздям.

Вот, дожили уже, но у нас есть культура
Российская, шагнула в двадцать первый век:
И на Страстном бульваре, в Центре театральном
Уже лет пять вокруг шеста танцуют пируэт.

Скворечники пустые на прудах что чисты,
Нет ив, хотя застенчивые были у Талькова,
И после «Кофе пью» от маникюра лица
Довольные на Современник смотрят снова.

А я хожу в дублёночке, хорошо с ней в мороз
Январский столичный привычный: пришёл
После дождей декабря, лужи льдинами снёс.
Хорошо стало мне – надоело носить капюшон.

А киберне́тика вперед шагает уже полвека как,
Ее отец, кто из Миссури, попасть хотел на фронт,
Но зрением был слабоват, и математиком застал
Его последний день в Стокгольме. Было холодно.

А здесь, в стране: полжизни выживают
И в гроб полжизни смотрят где – писал
Тальков опять об этом, поэтом был он,
Пропел стихи свои, стрельба – и тут финал.

Печальный в РБК прогноз опять писали
На этот год, что ВВП потерпит скоро крах:
От нефти с газом деньги уплывают в банки
Давоса, обводя российский бедный класс.

И на Вернадского одно измененье:
Вместо Чубайса теперь там Газпром.
А что до меня, то дела мои сносно:
Нерегулярно, но всё с огоньком!

Не помню, сколько лет назад,
Я видел чудное местечко:
Там пели песни соловьи,
Там протекала быстро речка.

Там львы гуляли со мной рядом,
Там шумно листья распускались,
Там было все. И этим садом
Ежеминутно восторгались.

Там, помню, птицы все летали,
Летали там, и там, и там,
Там кони сладко рокотали,
Когда бежали по лугам.

Там мягко мне на слух шептали
Трава, деревья и моря,
Но что же все они молчали:
Там вечно мне прожить нельзя.